собой сплошную стену копий, воины из задних рядов расстреливали приближающуюся кавалерию. Одна за другой волны магического огня сметали целые ряды нападавших. Укрывшемуся в самой середине латного кулака Марону грезилась близкая победа. Спрятавшись за спинами охраны, он не мог видеть, как пехота степняков теснила левое крыло ополченцев, как сразу в одно мгновение не выдержали набранные в Паусе бедняки и, бросив на произвол судьбы раненых товарищей, кинулись к городу, спасая свои никчемные жизни, как небольшая группа дворян со слугами и захребетниками еще пыталась удержать оборону, но была с ходу опрокинута подоспевшей конницей.

Строй гвардейцев ощетинился пиками только спереди готовясь встретить врага в лобовой атаке, но сзади и с боков дворянского войска копейщиков не было. Схватившись за мечи, черные отбились от насевших с фланга кочевников, но потеряли многих раненными и убитыми. Лишившись поддержки большей части ополчения, они оказались окружены с трех сторон. Численный перевес орды давал о себе знать. Магические жезлы замолчали. Разряженные в начале сражения они стали бесполезны. Большинство воинов просто не успевали их перезарядить. Понимая, что времени на магию не осталось, многие хватали жезлы за ствол и действовали, как я в схватке с Колуном. Парируя мечом удары вражеских сабель, дворяне, словно булавой били врага тяжелой рукоятью.

Гвардейцы попытались отступить, но люди великого хана не дали им такой возможности. Дорога к городу оказалась отрезана прорвавшимися степняками, которые проносясь мимо железного строя, осыпали жителей долины ливнем стрел. Никогда прежде гвардия не оказывалась в таком тяжелом положении. Выбирая место для боя, короли древности заранее изучали рельеф местности, стараясь прикрыть фланги либо рекой, либо болотом, либо лесом. Марон вывел своих людей в ровную, как столешница степь. Молодому военачальнику не хватило опыта и смекалки. Возможно, король торопился воссоединиться с людьми Рипона, чтобы при поддержке стрелков, засевших на земляном валу опрокинуть степное войско, но в любом случае о своих планах он никому ничего не сказал. А пока его армия оказалась окружена превосходящими силами противника. Она была еще сильна, но быстро теряла силы, словно могучий сторожевой пес, вступивший в единоборство со стаей мелкорослых, но злобных лесных собак.

Конечно, ничего этого я знать не мог. Несмотря на то, что великая битва гремела совсем рядом, поднятая тысячами ног пыль мешала что-либо разглядеть. Потом из отрывочных рассказов мне удалось восстановить общую картину, но пока я мог только догадываться о том, что творилось в поле. Наверно на какое-то время я заснул, потому что в очередной раз, открыв глаза, не узнал того, что предстало перед моим затуманенным взором. Сражение странным образом сместилось ближе к монастырю. Теперь я не только ясно видел поредевшие ряды черных гвардейцев, но мог с уверенностью назвать флаги оставшихся в строю дворянских домов. Я не видел ни королевского штандарта, ни стяга Гамона, но почему-то решил, что они находятся где-то поблизости.

— Какого демона ты меня не разбудил? — напустился я на Холина.

— Чего ты, чего, — бормотал бывший разбойник, протирая слезящиеся глаза, наверно измученный боем он тоже задремал, но сейчас боялся мне в этом признаться.

— Наше войско гибнет, — сказал я, — оно движется сюда, и, если боги смилостивятся над ним, скоро мы увидим Марона.

Из левого крыла ополчения, из тех, кто попытался спастись бегством, не уцелел никто. Их догоняли и добивали по одному, преследуя на дороге, в поле, в зарослях кукурузы. Множество тел извлекли потом из небольшого озера, водой из которого монахи поливали посевы. Кто-то из дворян утверждал, что вода в нем стала красной от крови.

Когда стало понятно, что вернуться в Паус невозможно король приказал пробиваться к монастырю. Ни я, ни Холин не обратили внимание на то, что над обителью до сих пор развивается флаг королевства, укрепленный кем-то из дворян на одной из уцелевших башен. Именно этот символ дал понять гвардейцам, что в монастыре все еще остаются живые защитники. К тому моменту, когда войско развернулось, Марон уже был ранен. Одна из стрел, пущенных молодым степняком, поразила короля в грудь, проникнув между воротом кирасы и шлемным наличьем. Древко обломали, но наконечник оставили в ране. Король мог говорить, но с трудом держался на ногах, поэтому охрана положила его на носилки, сделанные наспех из ремней и обломков копий.

Выслушав новый приказ, гвардейцы повернулись, не меняя воинского строя, отбились от наседавших кочевников, набросали мертвых тел своих и чужих и, пятясь задом, словно раки медленно двинулись к монастырю. Теперь спасти остатки армии могли только слаженные действия и поспешный отход. Уцелевшему ополчению не надо было охранять раненного короля, поэтому наемники с небольшой группой дворян покинули поле боя и намного быстрей основной части потрепанного войска добрались до стен обители. Мы с Холином откатили бочки, встречая израненных солдат. Барабаны больше не стучали. Все юные барабанщики полегли в степи, зато свистульки и трещотки степняков не умолкали ни на мгновение. Кочевники победили и черное воронье сопровождавшее орду все последние дни, с радостным клекотом носилось над степью.

Королевское войско не было разгромлено и, хотя поле боя осталось за великим ханом, но победителем он себя не чувствовал. Уединившись в своем шатре, повелитель весенних бурь, многочисленных табунов, степных трав и ветров задумчиво смотрел на разложенную прямо на земле карту.

Несмотря на то, что народ долины называл степняков варварами, но немногие образованные жители королевства хорошо понимали, что цивилизация, возникшая в бескрайних степях, далеко продвинулась в своем развитии. Древний манускрипт, на котором были изображены окрестности Пауса, мог бы по праву украсить библиотеку любого столичного монастыря.

Изображенный в виде огненного полумесяца земляной вал мало беспокоил хана, впрочем, так же, как и монастырь, нарисованный в форме остроконечного шлема. Его внимание привлекал Паус, который древние художники представили в виде круглого щита, закрывающего проход в долину.

«Щит и есть, — подумал хан, — щит или дверь, ведущая в логово зверя».

В отличие от большинства полководцев древности он привел войска не для того, чтобы обогатиться за счет зажиточного соседа. Хан затаил обиду на владыку, который обещал за свое спасение богатый выкуп, но так его и не прислал. Откуда было знать повелителю степных птиц, что Марон сначала согласился отправить в степь обговоренную сумму, а потом передумал. Хан винил покойного Фифона в том, что тот сумел хитрыми лживыми разговорами смутить его сердце. Благодаря старику он впервые увидел в жителях долины не только будущих рабов, но еще и обычных людей, которые тоже хотели растить детей, пахать поля и выращивать скот. Теперь же мучимый обидой хан представлял их,